Если бы города писали друг другу письма. Не знаю, как их правильно назвать. Письма чести. Родственные письма. Письма, в которые можно было бы вложить часть сердца. Я хотел бы, чтобы наш город сейчас отправил такое Донецку. Старшему брату, которому мы всегда завидовали за его благоустроенность, возможности, силу и статусность. Нашему шахтерскому Вавилону, куда еще лет пять назад ездил работать, учиться и отдыхать чуть ли не каждый пятый горловчанин. Этому городу, который никогда не будет моим, но без которого нельзя представить Донбасс - тот самый, не позволяющий никому себя поставить на колени. 

Она припирает в подъезде к промокшей штукатурке и прямо в лицо злобно плюет: "Никуда ты от меня, мразь, не уйдешь". Война. И кто виноват, кто что хотел, кто за что ставил свечку - уже не важно. Вот она, вся перед тобой - босая, в струпьях и с кровоточащими из-под грязных бинтов ранами. Душит, брызжет слюной и трясется от хохота. А ты что-то там лепечешь, закрыв руками глазами, и все ниже сползаешь по загаженным ступеньках. Нет тут доблести. Нет геройства. Нет справедливости. Нет. 

Как часто вы разговариваете с городом, в котором живете? Звоните ли ему время от времени по стационарному телефону? Справляетесь ли о его самочувствии? Вижу, что вы смеетесь над моими вопросам. Чудненько. Вы, наверняка, уверены, что город - безмолвен и не умеет говорить. На самом же деле он никогда не молчит. И слова его - это поступки и чувства живущих в нем людей. Город декламирует сонеты и штампует некрологи, чеканит заметки и сплетает романы, упражняется в рассказах и плюется афоризмами. Детективы, любовная "бульварщина", мистический реализм, сатира, эпосы, военная лирика... Все это он проговаривает своими " - ами" (французы бы сказали "mon ami"). Вот так и Горловка. Хочешь услышать ее - наблюдай за горловчанами, каждый день составляя тезаурус печалей и радостей этого города Вечной Осени. 

Во время войны мне иногда приходилось помогать людям с переездами. Задача не столь уж сложная, но занимающая значительное время. Знакомые собирались в спешке, поэтому некоторые вещи отдавали просто так. Обычно я отказывался что-то брать, хотя с того времени у меня и осталось несколько интересных книг. Вот очередной переезд. Стандартная постсоветская "двушка" с чешским сервантом и двумя креслами с красной оббивкой (тоже что-то из наследия мебельной промышленности восточноевропейских стран). Знакомый просит освободить нижний отдел серванта, со словами: "Там всякое барахло из детства - хочешь забирай, а так можно и выбросить". Железные конструкторы, разбитые калейдоскопы, подшивка журналов "Техника — молодёжи" за 1978 год, фотовспышка и еще разные сокровища любого родившегося лет сорок-сорок пять назад советского мальчика. Я взял журналы со словами, мол нужны будут - перешлю. "Вряд ли", - с сомнением бросил товарищ. 

Нельзя не верить в сказки. Жизнь без чудес - бессмысленна и настолько пресна, что впору лезть в строгий костюм, копя на личный Land Rover и особнячок в Moscow-on-the-Thames. "Что тут плохого?", - спросите удивленно вы. А то, что жизнь закончена - с пределом мечтаний в буржуазном тупичке современности. Нет сфинксов в вагоне электрички по пути к любимой, нет ждущего в платяном шкафу фавна и надежды спасти иной мир, нет даже шляпы, которая превращает яичную скорлупу в маленькие управляемые облака. А еще нет "диковинного дива" - миража в пустыне, глядя на который ты способен увидеть город своей мечты. 

Последние года полтора я стараюсь не вникать в политическую жизнь Украины. Почему? Все просто - меня интересует исключительно проблемы родного города (а их, как понимаете, выше террикона). Мне до сих пор смешно читать в украинских масс-медиа приставку "так называемые". Да и эта привычка называть представителей власти в Донецкой Народной Республике "боевиками"... Получается, что кто бы не возглавлял государственные ведомства всех уровней в ДНР - боевики (участники организованной преступной группировки или террористической организации - Wiki). Да-да, все - главные врачи, начальники отделов гор и райисполкомов, директора школ и коммунальных служб. Получается, что боевики отдают приказы по восстанавливаю жилищного фонда, ремонту дорог, обучению математике и физике, постановкам детских спектаклей и выплачивают пенсии, заработные платы и социальные пособия.

Здесь можно читать Пауля Целана под минометный бит, сидя в сквере возле нового памятника жертвам войны: "Черная млечность рассвета. Мы пьем ее на закате, мы пьем ее в полдень и утром, и пьем ее по ночам". Здесь разрешено быть Человеком, умереть за эту должность, не требуя оплаты и премиальных. Здесь куратор Отчаяние набирает вольных слушателей на курсы Веры, Надежды и Любви. Здесь каждая прожитая минута - это незаметное и привычное самоотречение маленького человека, свыкшегося со своим Чистилищем. Здесь ангелы пропивают последнее перо ради утративших Бога, а демоны разламывают предательством отданные за два пакета гуманитарного счастья души. Здесь крупным планом мелкие человеческие зверства, а под скальпелем монтажеров бьются еще живые формалиновые сердца. Горловка. Мой чарующий простодушием печальный город. 

Однажды я начал говорить сам с собой. И понял, что тот, с кем я говорю - не-я. И вот, не-я, с кем я говорил, как с самим собой, написал: "Однажды я начал говорить сам с собой". Тогда я замолчал. Это и был первый День немоты.

Люблю ли я Дорогу так, как любили ее Михаил Веллер, Артюр Рембо или Джек Керуак? Вполовину меньше, чем хотел бы этого, и вполовину больше, чем оно того заслуживает. Я - не странник, я - путник. И куда бы не шел, всегда несу в себе свой Дом, дополняя его новыми витражами чувств и гобеленами воспоминаний, неизменно сохраняя планировку и фасад. Моя дорога - это постоянный поиск утраченной и так и не найденной Родины. Собираю ее осколки, чтобы разглядеть там свое лицо и еще глубже погрузиться в себя. Я об этом говорил уже не единожды, но и сам с трудом верю сказанному. Собираю рюкзак, кидая туда пару футболок, несколько книг, что-то из еды, нож, плеер, блокнот и... Вот она - Великая Дорога, в которой ждет одиночество, встречи, расставания и собственное сердце.

Давеча сижу на каменной полусфере между выходом из станции метро "Юго-Западная" и McDonald's, курю облегченные Lucky Strike, читаю Бёрджесса и думаю - а чего это я весь такой манерно-вычурный? Что за пафос вообще?! А потом вспоминаю - я ж в Москве! Уже часов двенадцать как. И тут подходит ко мне нищий и говорит: "Простите, а вы, случайно, не из Питера?". После моего "неееет" просит подкинуть мелочевки. Видимо, с пафосом я что-то перебрал. Протягиваю дяде двадцать рублей. Я. Выходец из прифронтового Донбасса. Московскому нищему. Куда же Воронов без сюрреализма!

Однажды, в какой-то военный зимний день, мне приснился сон. Очень странный сон, должен вам признаться. Словно иду я через степь и разговариваю с железными травами, некогда бывшими фугасами, танковой броней, минометами и пулями. И каждая "травинка" говорит мне примерно одно и тоже - что прожила немалую жизнь в сырости складов, мечтая о войне. Не то, чтобы мечтала, скорее четко понимала смысл своей "жизни". А после того, как отслужила свое, превратилась в степную траву. И так ей жить нравится больше, чем существовать орудием для убийств. Просто жить. В степи, без границ, национальных интересов и реющих флагов.

Изо дня в день возводить бумажные баррикады перед неумолимо надвигающимся на тебя бульдозером войны - это последнее, что остается человеку Слова в прифронтовом городе. Безнадежно склеивать глаголами тысячи белых журавликов в иллюзию нормальной жизни, высушивать и обесцвечивать цифрами сочащиеся сквозь целлюлозные поры крики раненных и убитых, лепить из себя очередями, бытом и зарплатами обычного мирного жителя. Осколками радостей выстраивать свой зеркальный щит, глупо и упрямо отгораживаться от сюрреалистического ужаса войны, выкладывая на своем лице витражи спокойствия и нормальности.

Первое утро в Горловке после поездки в Санкт-Петербург чем-то напоминало похмелье. Знакомый пятиэтажный пейзаж за окном дрожал, стягиваясь экспрессионистскими красками Эгона Шиле в привычную действительность. Мысли продирались сквозь осыпавшийся стекловатой сон и глаза привыкали к выходу в реальность. Через полчаса выглянуло солнце, заблестел на паутине тополиный пух и я услышал ласточек. Что это было? Цепи петербургской грусти? Усталость после дороги? Бессознательное, играющее с сознанием в психосоматический "кис-брысь-мяу"?

Мы так и не стали с Санкт-Петербургом приятелями. Это, пожалуй, будет самым честным началом для моего рассказа о северной столице России. Я оказался для нее слишком провинциальным, наглым и верным своему несчастному Донбассу. А Петроград... Он показался мне чересчур зацикленным на своем внешнем виде, эдаким стеклобетонным франтом, все поглядывающим на южную сестрицу в венке из кремлевских башен. Но, знаете, что нам друг в друге понравилась? Неиссякающая грусть, шуршащие по углам сознания тараканы и темные закоулки одиночества. Я видел в этом городе множество людей - питерцев, петербуржцев и ленинградцев. Но город все равно показался мне одиноким среди этой шестимиллионной толпы тех, кто считает его своим городом. Он словно живет с пустотой внутри. Не обижайтесь, жители Города-на-Неве, но мое личное восприятие. Петроград - это огромный исполин с незаживающей старой дырой внутри, которая требует все новых и новый приношений - творческих, моральных, трудовых и духовных. 

Нужно ли говорить, что каждое мое путешествие за пределы родного города - это, прежде всего, внутренний побег от самого себя. Такая вот юношеская надеждочка, что благодаря "перемене мест" что-то должно измениться в глубине собственного "Я". Переродиться, перестроиться, сдвинуться с мертвой точки. В итоге? Честно говоря, поездки превращаются в источник приятных впечатлений, а самость... лишь чуточку колеблется и цепко остается забетонированной в болотах Невы.

Только лишь этим утром я писал материал о художественном музее и красоте, которая спасала людей во время боевых действий, используя в отношение слова "война" глаголы в прошедшем времени. Мол, вот была, и пережили, и было тяжело. Ну, а вечером эта бессмертная старуха в сером платье постучалась в городские двери и окна. Тяжело, стальными сапогами крупнокалиберных орудий. Совершенно случайно напомнив Горловке о своем присутствии в День Вооруженных Сил Украины. 

Вот это событие я ждал уже давно. Конечно, не бежал, просыпаясь среди ночи, за планшетом, чтобы проверить произошло оно или нет. Но его ожидание присутствовало в моем сознании постоянно. Как неизменное посещение букинистического магазинчика на пересечении Ленина и Пионерской. Ты точно знаешь - здесь можно найти потрясающие вещи, способные поставить в тебе привычный ход событий с ног на голову и обратно. От советского издания Филипа Дика до затерянного томика Бродского. Так о чем же я? О выходе нового интернет-релиза горловской группы "Luminis Insigne" в середине ноября 2015 года.

Как обычно начинают рецензии? Например, с каких-нибудь глубокомысленных рассуждений. Хотя почему каких-нибудь? Таких, чтоб аж зубы сводило от эстетической вычурности. Вот и мне захотелось выдумать нечто подобное, да только вот растерял я все слова, как хлебные крошки в походном рюкзаке. Смешались с книжными соринками и осенними паутинками. Раскрошились, да так снова и не скрошились. Поэтому начну со старой византийской легенды. Жили два брата – Ставракий и Никифор. У одного была жена, дети, лодка и верный пес Дука. У второго – кувшин козьего молока, буханка хлеба, выцветшая туника да сандалии с загнутыми носами. Родились они в один день с разницей в шесть лет. Ставрикий ловил рыбу, а Никифор пас коз. И вот, накануне их дня рождения, приснился обоим один и тот же сон. Будто и не люди они вовсе, а два куста. Один – можжевеловый, а второй – шиповниковый. Росли себе, росли, а потом сорвал их проходивший мимо императорский повар. Один стал приправой к мясу своего пса для заморских гостей, а из второго сделали гюльбешекер. Проснулись братья поседевшими, и пошли друг к другу в гости. Встретились на середине дороги, обнялись и попросили прощения. До этого лет двадцать не разговаривали. Поссорились из-за отцовского наследства – куска земли, где кроме кустов можжевельника и шиповника ничего и не росло. И, если бы не сон, то так бы и не встретились они до конца своих дней. Жаль только, что и не легенда это совсем. И уж тем более не византийская. Да и не старая, а придуманная мной только что. Ну, с чего-то же нужно было начинать.

На моей памяти Горловка никогда не была процветающим городом. Здесь не строили стеклобетонные высотки, не открывали солидные бизнес-центры, не занимались реанимацией парков по европейским стандартам. Все было предельно противоположно – чахнущие в своем одиночестве поселки, стремящиеся к состоянию маасдамского сыра дороги и помнящие времена соцсоревнований производства. Но этот город для меня всегда был домом, точкой отсчета, началом всего. Он жил своей тихой и полусонной жизнью, а я… Я уезжал на заработки в другие города, путешествовал и мечтал о Питере и Екатеринбурге. Но все же возвращался обратно - в город, где живут мои родственники и похоронены предки. А потом сюда пришла война. Как-то незаметно, но очень грубо и бесцеремонно. Я даже не успел понять, что произошло, а она уже принялась отнимать у меня город. Забирать друзей, уродовать знакомые с детства дома и дворики, вырезать боевыми сводками чувство защищенности. Горловка стала завсегдатаем на обложке сверхмодного нынче журнала «Amazing Artillery Stories». Но в то же самое время я заметил еще кое-что…. Город ожил. Вопреки всей боли и страданиям, лишениям и тяготам, смертям и разрушениям. Горловка во что бы то ни было решила остаться в живых. Сохранить в себе хотя бы то, что в ней было до шага в этот непрекращающийся кошмар. Собрать себя по осколкам и, расправив плечи, встретить неприятеля. Словно раненный солдат, у которого уже ничего не осталось кроме чести и достоинства.

Западная Горловка пережила еще одну жуткую ночь артобстрелов. Все, как обычно - коридоры, запасы воды, ожидание света, подвалы и нервные беседы с соседями. А еще... полусонное прислушивание к "запускам/падениям", звонки родным с вопросом "Ну, что там пишут?" и лукавые увещевания детей, мол "это не к нам" и "гроза за окном, скоро дождик будет". 16 сутки августовских ночных бдений в ожидании "наступления" или "штурма". По городу снова ходят хромоногие слухи, что "уже взяли", "ну сегодня точно будут брать", "город сдадут". Это все стало уже настолько привычно, что даже с ностальгией начинаешь вспоминать первые месяцы "Минска-2". Теперь они кажутся мирными и по-должному неоцененными.

Так сложилось, что "темное время суток" в социальной жизни человека связано с самыми темными и страшными поступками. В причинах этого явления я не собираюсь сейчас разбираться, ведь тут замешаны и личностная психология, и биологический цикл, и мифологическое сознание, и даже религиозные чувства. Ночь - торжество темных сил и жестов отнюдь недоброй воли. И рад бы я отмахнуться от этой своего псевдонаучного утверждения, да вот в последние пять дней это сделать все трудней и трудней. Я уже как-то перефразировал известную фразу из игры "Мафия": "Город засыпает - просыпается артиллерия". 

Эпохи завершаются не числами. Эпохи завершаются Мастерами. Когда умирают люди с Большой Буквы, то словно что-то ломается в окружающем тебя мире. Ты ощущаешь, как настоящее становится прошлым. Не менее прекрасным, но уже за чертой "здесь и сейчас". 

Сегодня утром мои сны, как и многих жителей Горловки, прервал отнюдь не поцелуй любимой, грайндкор соседских перфораторов или сдавленные призывы будильника. Выйти в пасмурную реальность из кинотеатра Морфея очень невежливо попросили канониры. Примерно с половины пятого город заполонили их зычные ударные партии военного бита. Того самого, концерты которого я так невзлюбил, но вынужден с безнадежной регулярностью все чаще и чаще посещать в последнее время. Безумные гонги национал-либерального негредо, зазвучавшие ровно год назад в моем родном городе. Да-да, именно 21 июля 2014 года первые артиллерийские "дары смерти" вручил Горловке разваливающийся на ходу постсоветский бульдозер "Украина".

Казалось бы я не должен писать этот текст, поскольку не имею никакого отношения к Армении. Но я все же его пишу. Почему? Потому что мне не все равно. Во-первых, Армения некогда входила в одну с моим регионом страну. А, во-вторых, я поддерживаю тех людей, которые 17 июня (и в последующие дни) вышли на социальный протест на улицы Еревана. Да, живя на территории войны, я высказываю свою поддержку и солидарность тем, кто борется с властью. "Но как же так, Егор, - спросите вы. - Вы же были против Майдана, а тут вдруг говорите о поддержке протестующих, которые бунтуют против пророссийски настроенного правительства своей страны?".

Не выспался. Выпил уже три чашки кофе - не помогло. Утренние автобусы полны таких же как и я, нервных, невыспавшихся и издерганных горловчан. До сих пор пытаюсь загнать поглубже все то, что вчера вечером происходило в западных районах нашего города. Не получается. Шкатулка эмоций, тревог и смятения настолько переполнена, что слетают все замки самоуспокоения. Злость уже прошла, затерялась в страшных углах непродолжительных слов. Прошла, затерялась? Нет, это не те слова. Скорее выгорела, оставив после себя угольные тени в искривленных углах чувств.

Довольно часто меня укоряют тем, что я пишу исключительно о Горловке. Мол, что за местечковость? Почему не смотрите глобальней, не выходите за рамки одного города? Разве нет других мест и событий, достойных вашего внимания? Есть, но я стараюсь писать о том, что близко мне. О том, что я знаю и чувствую здесь и сейчас. Поэтому еще раз... о том, как это "быть горловчанином". Мне кажется, для такого рассказа осталось не так уж и много времени. Мирного времени. Называйте это шестым чувством, или синтетическим априорным суждением. Но большинство горловчан уже ощущают в воздухе неприятный и тягостный запах войны. Скрепы самообмана, сдерживавшие понимание близкой военной пролонгации, трещат под натиском прифронтовой реальности. Ужас просачивается сквозь тени и шёпоты.

В который раз убеждаюсь, что история не терпит сослагательного наклонения.  К чему тратить свои творческие и умственные ресурсы на события, которые могли бы быть. А могли и не быть. Альтернативное прошлое хорошо для писателей фантастов. Случившееся – это материал для анализа, а не предположений. Еще в 2005 году Юго-Восток Украины смирился с так называемой «Оранжевой революцией», дав шанс оппозиционным политикам показать себя на поприще народных пастухов. «Каким образом?», - спросите вы. Социально молчаливым согласием. Протесты были, но недолговременные и носили локальный характер. «Оранжисты» чуток порулили страной. Да так, что жители Донбасса, посмотрев на эту клоунадно-панихидную вакханалию, сделали вполне однозначные выводы. Мол, уж лучше родное олигархическое зло с дипломом «проффессора», чем национал-либеральные транжиры и вурдалаки. И тут… Евромайдан. На сцене все те же яй… лица, только в профиль. Яценюк, Турчинов, Луценко, Порошенко. Наученный горьким опытом «молчания» прошлых лет, Юго-Восток, буквально, взорвался. Перспективка была та еще. «Оранжевый реваншизм» с цепным национализмом в силовых структурах. Итоги столкновения Правого и Левого берега уточнять, думаю, не стоит. Мы огребаем их до сих пор.

Когда на одном из предприятий Донбасса происходит очередная трагедия, то меньше всего я хочу произносить какие-то высокопарные слова. Именно потому, что это трагедия, и потому что она очередная. Наша промышленность была, есть и остается фронтом. Самым что ни на есть прозаичным, рутинным и негероическим. Без орденов, пестрых ленточек и патетичных роликов на Youtube. Фронт, на котором десятилетиями гибнут простые и неискушенные в европейских ценностях донбасские ребята. С небесно-бездонными глазами на антрацитовых лицах и грубыми, как сосновые крепи, ладонями. Я всегда уважал и уважаю этих людей - за их честность, прямоту и искренность. Да, не каждый из них читал в своей жизни Жан-Поля Сартра и разбирается в эстетике постмодернизма. Но, общаясь с ними, ты всегда говоришь с живым людьми. Теми, в чьих жилах течет угольный сок донбасского Иггдрасиля. Будто они сами - часть этой многострадальной земли, тянущие на своих спинах всю боль и тяготы наших смутных времен.

Говорят, кто старое помянет, тому глаз долой. Другие же добавляют - а кто забудет, тому оба. Пожалуй, утверждение вторых частично объясняет феноменальную слепоту патриотствующих граждан Украины. В дискуссиях они, как правило, началом конфликта в Донбассе называют первую половину/середину апреля минувшего года. Когда в стенах Донецкой облгосадминистрации была объявлена Донецкая Народная Республика, а Игорь Стрелков прибыл в Славянск. При этом с амнезическим упрямством «национально сознательные граждане» отказываются говорить о мирных «референдумных» митингах на Юго-Востоке в течение предыдущих 38 дней. А я вот помню, как все начиналось в Горловке. 

Мне настолько осточертела правда войны, что я искренне хочу быть обманутым перемирием. Даже самым худым, побитым и обнищавшим. Хочу обнять этого калеку с проступающими из-под шахтерской робы плечами, а потом пожать его завернутую в бурые бинты культю. Я точно знаю, что пришедший 15 февраля в Горловку мир - обман, передышка перед новым отчаянным боем, актерская реприза на подмостках театра военных действий. Но я готов поддаться блефу этого геополитического преферанса, дабы немного вдохнуть тишины и смазать свое заржавевшее тьмой сердце. Иначе оно остановится, перестанет будить и возвращать меня из мизантропических снов разума. Мне нужен этот обман, как и сотням тысяч моих близнецов в Донецке, Горловке, Енакиево, Дебальцево, Углегорске и Первомайске. Мы требуем ложь мира перед неминуемой правдой войны.

Я снова вижу сны. Сумбурные, повествующие и, непременно, противоречащие здравой логике. Иногда - еле уловимые, временами - тревожные, а, порой, полные темных образов войны. Но это и не важно. Главное, я снова вижу сны. Неделю назад вместо них было черное забытье, куда разум погружался подобно жертвенному тельцу, спускаемому на веревках в глубокую пещеру со змеями. Бесчувственное небытие, прерываемое увертюрами фальшивящих духовых под управлением коварного Ареса и неистовой Энио. Несколько часов бодрствования среди карандашных эскизов реальности и вновь аспидное, чернее самой заброшенной из донбасских шахт, беспамятство.

С прискорбием хочу отметить, что все мы, ныне живущие - не более чем зерна в жерновах истории, тщательно и усердно перемалывающиеся сильными мира сего в муку. А уж из нее умелые историки-пекари чего только не готовят. Порой даже диву даешься насколько конечный продукт не схож с изначальным. Будучи сегодня на одной из самых жарких «нив» современности, мне все же хочется написать о том, что было почти 100 лет назад, нежели оценивать происходящее здесь и сейчас. 12 февраля. Поистине судьбоносный для Донбасса день. 97 лет назад в Харькове было объявлено о создании Донецко-Криворожской Советской Республики (ДКСР). Событие важное для истории нашего региона не тем, что сегодня правооприемницей данной республики считает себя ДНР, а тем, что это был осознанный шаг рабочих Донбасса к социалистической модели устройства общества.

В городе идет снег. Рыхлый, "мокрый" и слишком слабый, чтобы укрыть своим зимним саваном военные стигматы, появившиеся на теле Горловки за минувшие три недели. Его не хватит даже на то, чтобы обезболить наши душевные раны. Этот снег не радует. Он больше всего похож на холодные слезы. По всем погибшим и раненным жителям города. Он падает на уцелевшие оконные стекла с прозрачными крестами, бетонные язвы стен и оборванную бахрому электропроводов. Падает и тут же стекает холодными каплями вниз. "Небесная капельница", перед новым курсом шоковой терапии.

Знаете, все, что я пишу о военной Горловке, мне начинает казаться охрипшим воем человека, на руках у которого посреди улицы истекает кровью любимая. Мимо идут люди - кто-то оглядывается, кто-то снимает на мобильный, а другие зло бросают через плечо: "Так тебе и надо, меньше по улице будешь бродить". Понять могут разве что те, кто сам потерял близкого человека, либо же.. родственники этой девушки. Даже приехавшие врачи смотрят на умирающую без эмоций, отмечая лишь частоту сердцебиения, дыхание и количество потерянной крови. А я... растерянно перевожу остекленевший взгляд с одной удаляющейся спины на другую и проглатываю ухмылки недоброжелателей. "Как же так, - беззвучно шепчу я себе под нос. - Как же так?" 

Абсолютно бессовестно, игнорируя военные "призывы" в левое ухо около 7 утра, я проснулся сегодня почти в 11:00. Пропустил новые залпы самоходок, увертюры ансамбля нехудожественного свиста из гаубиц, звонкие поцелуи снарядов с горловским асфальтом. Не знаю как там у пушкарей, но лично у меня вчера было потрачено слишком много нервных бомб, чтобы с самого утра, начинать свой новый бой за надежды и терпение. Что было ночью? Одиночные "гавканья" пушек и десятиминутные дискуссии канониров "за жизнь и за смерть". По сравнению с 16 часами вчерашних артдуэлей - почитай, тишь да благодать. Поэтому спал, спал, спал...

Четырнадцать часов в Горловке длятся артобстрелы. 840 минут страха. 50 400 секунд ожидания. Это время, за которое Горловка превратилась в гигантский адреналиновый полигон надежд. Получасовые взрыво-залпы, десятиминутные "перекуры" и снова бой. "Грады", гаубицы, минометы, пулеметные очереди. Скрежет, "гупанье", шипение, "бахи!", свист, стрекотание.... Сырые подвалы, заполненные сжавшимися возле уставших родителей детьми. Валящиеся с ног, но помогающие раненным, врачи и медсестры. Везущие пассажиров под снарядами к домашним укрытиям водители автобусов и такси. И все это в городе, площадью превышающем Кёльн, Сиэтл и Эдинбург, а по населению - Великий Новгород, Брюссель или Литл-Рок. Городе с одним из крупнейших химических концернов в Восточной Европе и одним из самых интересных художественных музеев Восточной Украины. Городе, где живу, в том числе, и я.

По ком звонят 122-миллиметровые будильники гауцбиц Д-30А? Сегодня утром они звонили по нам, жителям не самого маленького города Донбасса. "Доброе утро, Горловка", - сказали в 07:00 стальные глотки этих орудий смерти. А потом начали болтать без умолку. Знаете, я не переводчик и не знаю о чем они там перелаиваются на расстоянии в несколько километров со своими родственниками, но в этом диалоге я предпочел бы не участвовать. А пришлось. Ну, потому что кому-то ценнее территория, а не жизни людей.

Трасса «Донецк – Мариуполь». Не так уж и много найдется жителей Донецкой области, кто не знал бы эту дорогу «на моря». Да и греческий поселок Бугас известен каждому донетчану, который хотя бы раз отдыхал на Азовском побережье. Здесь делают самые вкусные чебуреки в Восточной Европе. Я уверен в этом так же, как в том, что вода – мокрая, а солнце – звезда. Хорошо бы, чтобы за Бугасом закрепилась именно эта гастрономическая слава за Бугасом, но, к сожалению, в ближайшее время он будет известен совсем другим.

Человек и Большой Город. Вот тема, о которой я, действительно, хотел бы поговорить. Хоть с кем-то, кроме своего одиночества. Хороший собеседник – это звонкий соверен, брошенный прохожим в алюминиевую кружку на пересечении улицы Астронавтов Внутреннего Космоса и проспекта Несбывшихся Надежд. И пускай это будет даже не человек. Книга, песня, картина или фильм. Понимающий, чувствующий и глубоко мыслящий участник диалога. Иногда мне кажется, что творчество - это не просто попытка автора выразить что-либо, а спиритический теракт с требованием предоставить канал связи во внешний мир. В оффлайне Большого Города. «Искусство перестало быть наркотиком, оно стало обезболивающим», - говорил французский философ Ги Дебор. И не только для читателя, но и автора, который создает арт-доппельгангеров в стенах собственного одиночества.

Люблю возвращаться в старое время. Додевайсное. Домобильное. Доинтернетное. Оставлять в одиночестве телефон, выходить из дому и гулять пятиэтажными улицами и панельными дворами. Бурить взглядом угольные пласты лиц, заходить в звенящие колокольчиками магазины, сидеть на разрисованных маркером скамейках и говорить с незнакомками в трамвае. Снова превращать Горловку в большой и неизвестный мне город. Заново открывать его и искать необычные места. Удивлять себя ассиметричными изгибами улицы Светлая, поражаться уютным дворикам Малой Кирова, изучать заброшенные двухэтажки Семидорожек, теряться в дачной автономии улицы Оленина и не верить своим глазам при виде горняцких бараков на «5 шахте». Да, я люблю глаголы в своем городе – слушать, спорить, вдыхать, смотреть, ходить, петь, читать, жить и еще многое-многое другое.

Война – пресное и лишенное смысла слово. Книжно-телевизионное. До тех пор, пока от минометных сюит у вас не начинают дрожать окна, а мимо дома ездить танки и камуфлированные грузовики. Тогда это слово приобретает вкус, въедается в кожу и дышит каждой минутой вашей жизни. Вы ощущаете все пять его букв, даже если они не произнесены. Война становится частью вас самих, делая реальность как никогда простой и понятной. Благодаря войне начинаешь ценить то, что даже не замечал в мирной повседневности. То, что казалось само собой разумеющимся и даже надоевшим. Например, большое количество людей на улицах. Или шумные посиделки с друзьями до поздней ночи. Я уж не говорю о появлении у музыкантов и поэтов новых песен и стихотворений. К этому вообще относишься, как к северному сиянию в Каракумах. 

Жизнь в режиме «автопилота» – вполне естественная модель поведения современного человека. Не важно каким стрессам он подвергается, но если они повторяются изо дня в день, то человек невольно к ним привыкает. Так, например, мы перестаем слышать шум работающей бытовой техники – жужжание холодильника, свист компьютерного кулера или потрескивание счетчика. Габитуация - постепенное уменьшение реакций в ответ на повторяющиеся монотонные, идентичные раздражители. Именно это сегодня происходит с жителями Украины и Донбасса. В гражданском, информационном и моральном отношении. Помните в «Место встречи изменить нельзя» Шарапов задержанному Груздеву рассказывает об увиденном на фронте: «У старого наблюдателя от целого дня напряжённого всматривания, глаз, что называется, «замыливался», он, чего и не было, замечал, а то, что вновь появлялось, не видел». «Сенсационная трескотня» СМИ и политические pulp-посты в соцсетях приучили (и приручили) нас – к ужасам войны, к тысячам убитых и нуждающихся сограждан. А порой и к додумыванию новых кошмаров. Нормой стало то, что еще пару лет назад мы считали дикостью африканских племен. 

Как известно, симулякры редко встречаются со своими оригиналами. В силу того, что не имеют оных. К тому же гиперреальность, тотальный семиозис и взаимная имплицитность….  Ну, сами понимаете - тут уж не забалуешь. Но вот в преддверии новогодних праздников  Егор Воронов все-таки уболтал автора на то, чтобы тот взял у него интервью. Ибо «типа известный блогер» уже отказал The New Yorker, попросил подождать Esquire, череповецкий «Коммунист» сам отказался, а «Кочегарка» пока не выходит. Так и живем. Итак, все, что вы хотели узнать о Егоре Воронове, но боялись спросить или вам не отвечали.

Бедлам, торжествующий в Украине вот уже год – это закономерный результат любого общества, которое  десятилетиями откладывает в дырявый ящик Пандоры все свои проблемы и противоречия. Общество, боящееся посмотреть внутренним бесам в обрюзгшие рожи и заняться самоэкзерцизмом. В этом смысле «киевское княжество» напоминает мне робкую студентку Гнесинки образца 1970-х, которую одолевает желание «тусануть» со старшекурсницами, но родительское воспитание не позволяет подобных вольностей. Как вдруг ей кто-то дает послушать Rolling Stones и… Вперед, детка! Бодро и смело! Она вдоволь напивается, курит марихуану и нежится в объятьях молодых поэтов. Но скоро, уже очень скоро, барышня опомнится и поймет, что рок-н-ролл не может длиться вечно, а за порогом общежития ее ждет матушка-жизнь, полная ментов, понедельников, возвращения долгов и заканчивающихся макарон.

Долго, очень долго откладывал заметки о творчестве одного из одаренных и утонченных горловских музыкантов Антона Бессонова. Почему? Ну, наверное, потому что трудно подобрать в его отношении эпитеты, дабы не показаться пресным, банальным и самоповторяющимся. Антон – не просто талантливый горловский (киевский, харьковский, украинский) музыкант и журналист, а это творческий человек, который уже давно перерос любые территориальные идентификации. На мой взгляд, плоды его вдохновения уверенно движутся к статусу достояния европейской культуры. Кстати, в немалой степени это касается последнего альбома его проекта «Тим Талер» - «Блокпост». Но об этом чуть позже.

Нигде и никогда, ни в одном городе мира, вы уж мне поверьте, звёзды не светят так ярко и пленительно, как в городе детства. И пусть это не мои слова, но что поделать, если советская сценаристка Анна Родионова 33 года назад сказала то, что я чувствую сейчас. Три promo mix-композиции от нового проекта «Sun in Virgo» напомнили мне тот звездный свет, который был доступен лишь в детстве. Проникающий в самое сердце и зовущий к новым мирам. Тонкая нить космической Ариадны, оставившая узелок в лабиринте каждого из нас для грядущих Тесеев музыки, поэзии и живописи. И мне кажется, что автор нового проекта, Дина Галузо (горловчанка, живущая в Енакиево), нашла эту изначальную нить Вселенной и уже начала распутывать один из клубков к звездам.

Одна из притч о Ходже Насреддине повествует о том, как этого бродягу-вольнодумца пригласили в гости к царедворцу и предложили прокатиться верхом. Ходжа подошёл к лошади и поставил левую ногу в правое стремя. Соколом взлетел в седло, но очутился лицом к лошадиному заду. Царедворец засмеялся: «Мулла, да ты, я вижу, не умеешь ездить верхом, как это подобает благородным людям». На что Насреддин возмущенно ответил: «Вот ещё! Вы выбрали очень неуклюжий способ для оправдания того, что подсунули мне лошадь задом наперёд». К чему это я? Любой протест украинцев за 23 года заканчивается примерно тем же, чем и попытки арабского плута оседлать скакуна. Неизменным видом роскошного хвоста, под которым скрывается глубокая задница. И самое главное, что на все свои провалы по «благородному осёдлыванию лошадей» у украинцев неизменно находятся «отмазки».

Чем дольше живу на этом странном и слегка безумном свете, тем больше убеждаюсь, что главное богатство человечества – не деньги, власть и модные девайсы. Его основное сокровище – искусство. Музыка, литература, поэзия, живопись, театр... Все то, что делает человека прекрасным изнутри, что наполняет его добром, развивает духовность и расширяет границы сознания. В тяжелые для Донбасса военные будни случилось небольшое, но, на мой взгляд, чудо – горловская группа «Где?» выпустила новый альбом. Вы спрашиваете: «Почему чудо?». Да потому, что последнее полноценное издание у этих музыкантов выходило целых 8 лет назад! «Зимний альбом» - такое бесхитростное название они дали своей, вышедшей 15 ноября, «попытке символистического осмысления культурно-исторического пространства одного донбасского города». И эта попытка, на мой взгляд, оказалось просто потрясающей. По своей волшебной силе она сравнима разве что с произведениями Мориса Метерлинка.

Воистину права народная мудрость, утверждающая, что стоит быть осторожным со своими желаниями. Они ведь могут и исполниться. Правда, не так, как мы предполагаем. Перед войной одни мои знакомые хотели отправиться в путешествие, вторые – сменить место работы, третьи – больше экстремальных ощущений, а другие – больше свободного времени, чтобы заняться музыкой. Собственно, получите и распишитесь. Теперь желания исполнились даже у тех, кто просто хотел дольше отдохнуть на море, или «чтобы в стране что-то поменялось». Война дала возможность всем реализовать свои мечты. Вопрос лишь в том, чем ради их исполнения человек готов пожертвовать. Мирной жизнью, чистой совестью или своей человечностью. У всего есть цена, которую нужно заплатить за желаемое. А какая она у вас?

— Вы утверждаете, что человек может поднять себя за волосы?

— Обязательно! Мыслящий человек просто обязан время от времени это делать.

к/ф «Тот самый Мюнхгаузен»

Боевые действия в Донбассе длятся ни много, ни мало – полгода. Шесть месяцев силы народного ополчения Донецкой и Луганской областей при поддержке бойцов интербригад противостоят регулярным украинским войскам и добровольческим батальонам МВД Украины. В параллельной реальности идет ожесточенное виртуальное противоборство сторонников Единой Украины и «молодых республик». Двигатель конфронтации – ненависть. Слепая, всепожирающая, дегуманизирующая ненависть. Если бы ее можно было перерабатывать в газ, то Украина его накопила бы уже столько, что и ядерную зиму пережила бы без проблем. Агрессию двух сторон конфликта постоянно подогревают. Зачем? Старое и надежное «divide et impera». Любое сильное чувство, к прискорбию высших кругов, не способно гореть в человеческих душах долго. Нужны дровишки. И желательно, чтоб они подкидывались в «печку стереотипов», сложенную из догматов и скрепленную слепой верой, дабы никакая здравая логика не посмела ее разрушить. А «сильные народные чувства» в кризисное время государству ой как нужны. Только с их помощью сейчас и можно хоть как-то выкарабкаться из той сантехнической черной дыры, в которую попала Украина. А поскольку с любовью у государства всегда было туго, то остается ненависть.

Донбасс продолжает жить по инерции.  Мы четко знаем что делать, если завтра война, но если завтра мир – так до сих пор и не придумали. Люди ходят на работу (многие уже четвертый месяц не получают зарплат), терпеливо ждут соцвыплат (даже ездят переоформлять их через линию фронта в другой город) и пишут заявления в горисполком. В своей социальной жизни донбассовцы делают все, к чему привыкли годами, пытаясь общебытовыми ритуалами оживить «жизнь, как раньше». Понять их можно – они не хотели и даже не были готовы к войне, развалу инфраструктуры и столь ошеломляющему входу в эпоху перемен. Мы считали, что наше дело – работать, а не заниматься политикой. Но, как сказал воинствующий французский католик Шарль де Монталамбер, «вы можете не заниматься политикой, все равно политика занимается вами». 

Нет ничего хуже, чем блуждать в чужих краях. На Родину вернулся накануне Дня Шахтера – одного из главных праздников Донбасса. И, несмотря на то, что я мало похож на Одиссея, вид донецкой земли потряс меня не меньше, чем Итака известного древнегреческого героя-хитреца после двадцати лет пребывания на чужбине. Промышленный коллапс по обе стороны фронта, безработица и опустошение.

Донецк и Днепропетровск. Словно близнецы-братья. Два мегаполиса, почти четверть века отчаянно борющиеся друг с другом за право стать бизнес-столицей всея Украины. Со своими амбициями, олигархами и политико-криминальными кланами. И если подобное сравнение было справедливо в августе 2013-го, то в последний летний месяц 2014-го оно кажется абсолютно неприемлемым. Один брат, решивший пойти против воли отца-Киева и высказать свое мнение, превратился в изуродованного калеку. Второй же надел вышиванку и пошел против брата, затаив мечты об «отдельной жизни» в самых укромных уголках души. Пробыв в Днепропетровской области полторы недели, у меня осталось довольно яркое впечатление об этом регионе, точнее всего передаваемое фразой из михалковской экранизации рассказов Чехова: «Самомнение у нас-то – европейское! Образование, правда, азиатское...». 

«Вы – беженцы?», – пару дней назад в магазине ко мне с супругой обратился пожилой одессит. Замешкавшись всего на несколько секунд, мы ответили: «Нет, мы – в гости». После этого случая я несколько раз спрашивал себя – чувствую ли я себя беженцем? Откуда и куда бегу? И могу ли я быть кем-то юридически неполноценным в одном из украинских городов, имея в кармане паспорт гражданина Украины? Почему мы - донетчане, живя, по словам украинцев, в Единой Украине, вдруг оказываемся для них чужаками? Я спрашивал об этом знакомых заединщиков. В ответ на меня обрушивался шквал интернет-штампов, мол «это вы все начали», «призывали Путина - получайте», «а чего вы хотели со своим референдумом», «мы же не ватники из Луганды и Донбабве». Ну, если мы вызываем такую неприязнь, то зачем вам единство с нами? Зачем все эти заламывания рук? Определитесь уже – вы хотите быть с нами едины или вам нужны козлы отпущения?

Две недели, проведенных под артобстрелами в Горловке, заставили меня переосмыслить многое. Мысли – это, наверное, главное, что все эти дни не позволяло сойти с ума от проникающего снаружи страха и нарастающей внутри апатии. Трудно описать ту экспансию индифферентности, которая день за днем брала в блокаду сердца горловчан (и я уверен, что продолжает свой «антикрестовый поход» до сих пор). Еще вчера ты ужасался обстрелу жилых кварталов Горловки со стороны занятого украинской армией Дзержинска, а через неделю сухо спрашиваешь обитателей ж/м «Строителей», мол, сколько там у вас погибло? Два человека? А-а-а, всего-то. Не будь мыслей, которые ежевечерне не устраивали бы мне свой мини-нюренбергский процесс, то я бы уже давно превратился в месье Мерсо. Мысли помогают найти внутри себя того хайнлановского «кукловода», который под предлогом войны пытается высосать из твоего естества все человеческое, и возвращают к жизни. Ведь так хочется остаться Человеком, даже несмотря на смерти и бесконечную масс-медийную ложь.

Нигде так сильно не ощущаешь  своей близости с Родиной, как вдалеке от нее. Казалось бы, простая мысль, но в полном объеме ее осознаешь только сердцем и только…  «на практике». Будучи уже неделю в сотнях километров от Горловки, я просыпаюсь и засыпаю лишь с одной мыслью: «Хочу домой». Пускай, к коптящим заводам, каменноугольно хмурым людям и искалеченным войной «хрущевкам», но туда, где живет часть меня самого. Туда, где душа накрепко вцепилась в пыльный подол неба и терриконные робы земли. Туда, где любил, боролся и ненавидел. Туда, где не нужно рассказывать об особом «донбасском духе», а ежедневно находишь ему подтверждение и гордишься им. Back in Donbass.

Уважаемые (нет, это слово я уже не хочу использовать в обращении)…. Дорогие (да, пожалуй, именно так, потому что… как же вы нам все дороги) братья-украинцы, вы осознаете, что прямо сейчас в Донецкой и Луганской области гибнут люди? Не сепаратисты, не какие-то мифические ватники, а живые люди, с текущей внутри них кровью? Такие же, как вы – желающие водить детей в школы, закрывать на зиму малину, играть в новую версию Need for Speed и сидеть вечером с друзьями в кафе. Люди, волею исторических и жизненных обстоятельств, оказавшиеся жителями Станично-Луганского района, Краматорска, Снежного, Славянска, поселков Сауровка, Семеновка, Карловка. Вы готовы отвечать перед своей совестью за сотни обугленных тел, тысячи горящих домов и десятки тысяч изувеченных судеб? Ведь сегодня под предлогом целостности Украины вы оправдываете весь тот кромешный ад, в который ввергло Донбасс украинское правительство. Каждый из ваших криков «Усилить АТО!», «Украина – прежде всего», «Очистим родину от русских фашистов» – это оторванные конечности, разбитые головы, растерзанные снарядами украинской армии тела детей, стариков, мужчин и женщин в каких-то сотнях километрах от вас. Вы понимаете, что от Киева до Славянска… 630 километров! И там, поверьте, не отфильтрованная патриотическими телеканалами картинка. Там вонь, кровь, внутренности и несдержанные от страха фекалии.

Многие знакомые, не живущие в Донбассе, постоянно задают мне один и тот же вопрос: "Ну, как оно там сейчас живется". Честно? Как смертнику, который не знает за что, когда и как он будет казнен. Всеохватывающее чувство обреченности, граничащее с отчаянием и апатией. Многие не выдерживают информационного давления «полевых сводок» и уезжают. В основном, в Россию, но есть и те, кто ищет укрытие в «Единой». Я понимаю их всех. Представьте только, каково людям ежедневно слышать, что в десятке километров от них взорваны железнодорожные пути, а где-то от минометного осколка умерла пятилетняя девочка. Или то, что несущие спасение украинские истребители вновь использовали фосфорные или кассетные снаряды. Или когда сограждане, с которыми они прожили 23 года в одной стране, на Пятом майдановом Вече требуют от президента прекратить перемирие, ввести на их земле военное положение и усилить кровавую бойню из трех букв. Я понимаю стремящихся спасти свою жизнь людей, но сам уезжать из Донбасса не собираюсь. Каким бы он ни был предыдущую четверть века или сейчас. Это моя Родина.

В 15 лет я тоже был анархистом. Ревностным борцом за свободу и социальную справедливость. Свято верил, что без уличных баррикад, коктейлей Молотова и насильственного свержения правительства невозможно достичь всеобщего блага. Главными врагами для меня тогда были вполне конкретные чиновники и олигархи, казавшиеся бездушными злодеями, которые питаются человеческой болью и страданиями. Я верил в то, что достаточно народу восстать против тиранов и мы, наконец-то, заживем. Довольство для всех путем экспроприации. Была энергия. Была вера в народ. Но не было ситуации. Закончил школу. Поступил в институт. Пошел работать. Стал больше читать, общаться и смотреть вокруг. И вот появилась ситуация. Но исчезла поспешность в действиях. Ей на смену пришел «интеллектуально упорядоченный процесс активного анализа, применения, синтезирования и оценки информации, полученной путем наблюдения, опытом, размышлением или коммуникацией». Иными словами, возникло понимание, что жаропонижающим болезнь не вылечить, нужно искать противовирусный препарат. Хотя, порой и без жаропонижающего не обойтись.

Вторник. 2 июня. Утро. С вечера забыл выставить будильник на мобильном телефоне. Но на работу так и не опоздал – разбудил звук реактивного двигателя СУ-24 (хотя, может, это был МиГ-29). Пошел пить кофе. На третьем глотке поймал себя на мысли, что у нормального человека подобный способ пробуждения вызвал бы, как минимум, тревогу. А я совершенно спокойно пью свой кофеиновый напиток. Да, нынешние события заставляют задуматься о многом. Огромное количество вопросов к другим, но еще больше к себе. Вот, например, до какой степени я быдло? То, что я им являюсь, это я уже понял. Спасибо многим национально сознательным согражданам, кто убеждал меня в этом последние полгода. Теперь меня интересуют всего два вопроса: «Насколько я являюсь индивидом, влачащим скотское существование?» и «Что в рамках морального мне позволено, раз уж я нахожусь на низшей ступени человеческого развития?».

Знаете ли вы, как выглядит ранняя весна в Донбассе? В ней нет ничего красивого. Когда сходят снега, то по дорогам журчат и змеятся ручьи аспидного цвета. Талая вода вымывает породу терриконов, коей наши подневольные дорожники всю зиму посыпают разбитую проезжую часть. Вдоль обочин оттаивают тела умерших животных. Их еще осенью то ли не заметили, то ли поленились убрать коммунальные работники. Запах стоит запредельный. Тротуары превращаются в полосу препятствий из грязи, луж и потрескавшегося асфальта. Обычно такое никто не фотографирует (ну, кроме оппозиционно настроенных к местной власти журналистов). У фотографов весна в Донбассе – это цветочки, листочки, степные речушки и макроживность. К чему это я? Несмотря на то, что весенние месяцы вот-вот завершат свой сезонный век, «Русская весна» в нашем регионе дошла лишь до стадии оттепели. Как оказалась, она кардинально отличается от весны в Крыму. Все по-донбасски – с грязью, трупами и коммунальными авралами. И даже новоиспеченная машина агитпропа ДНР (старающаяся представить нынешние события красочно и пафосно) не выдерживает натиска реальности.

В свете последних украинских событий мне все чаще и чаще задают один и тот же вопрос: «Ты за кого…?». Многолетняя личная убежденность в том, что мир не разделен только на черное и белое, до сих пор не позволяет мне принять чью-то сторону в этой «two can play at that game». Каждый раз, слыша этот вопрос, я вспоминаю песню «Боевой стимул» сибирского гения-маргинала Егора Летова: «Ещё один вселенский отказник из «влево» или «вправо» выбирает «вверх!». Я перестал делить людей на «патриотов» и «сепаратистов», «бандерлогов» и «ополченцев». Сейчас для меня есть только Люди и неЛюди. И то, насколько низко в «средствах» может опуститься человек ради достижения своей высокой «цели». А также его способность в безумстве масс-медийного джихада оставаться Человеком, не поддавшись древним инстинктам убийства и мести.

Произошла, действительно, трагедия. Убит Владимир Иванович Рыбак. Ситуация очень неоднозначна. Он был идеалистом, и это уже вызывало в нем уважение. Пассионарий, коих мало в Горловке. От того он был для многих неприятен. И не только для его противников - "регионалов", федералистов и криминальных авторитетов. Но и для своих "товарищей", как Владимир Веселкин или Денис Токарь, которые попросту бросили его в 2012 году во время предвыборной кампании и лишили "партийности". Слишком уж реакционен для них он был.

Донбасс продолжает лихорадить. Не успели украинцы излить свой гнев по поводу штурма пророссийскими митингующими зданий ОГА и областной милиции в Донецке, как уже спустя неделю шахтерский край захлестнула новая волна «эскалад». Сторонники Донецкой Народной Республики один за другим поднимали свои черно-сине-красные стяги над зданиями муниципалитетов и УВД. Славянск, Мариуполь, Макеевка, Красноармейск, Шахтёрск… Горловка. Последняя, как один из крупнейших восточно-украинских транспортных узлов, превратилась в сторожевой бастион донбасских бунтовщиков. Четыре блокпоста, сотни защитников в балаклавах и единая готовность умереть ради своих идей.

Есть такая восточная поговорка: «Западная любовь похожа на горячий чайник, поставленный на холодную плиту, а восточная любовь - на холодный чайник на горячей плите». Именно это выражение как нельзя лучше подчеркивает пассионарное различие жителей Западной и Восточной Украины. Донбасс вскипал постепенно, поэтапно и годами наращивал свой протестный потенциал. Терпению, принимаемому многими национально сознательными украинцами за пассивность и рабское мышление, пришел конец. Политический протест медленно, но осознанно перерастает в социальный бунт.

Помните ли вы третий закон Ньютона? Нет? Что ж, напомню. «Действию всегда есть равное и противоположное противодействие, иначе, взаимодействия двух тел друг на друга равны и направлены в противоположные стороны». Февральские события в Киеве дали понять уже многим, что этот закон имеет силу не только в физике, но и социальной жизни. Личное право каждого давать моральную оценку противодействию, но факт существования оного неоспорим. Самопровозглашение центрального Временного правительства в Киеве породило (как бы непризнанную) Республику Крым и Донецкую Народную Республику.

Украины, к которой мы привыкли за два десятилетия, больше нет. И, скорее всего, уже и не будет. Уютненький и толерантный мирок украинцев раскололся, явив на свет божий все то, что гнило под его скорлупой долгие годы. Воинствующий национализм, цепную гопоту, трусливых депутатиков, лютый офисный планктон и недееспособную великую украинскую армию. Мы неожиданно осознали, что живем в одной стране с выросшими на кобзарном корме подростками-ленинофобами и прятавшими триколоры в закромах хрущёвок русскими патриотами.

Мы с вами живем в Эпоху глобального разочарования, кормящегося фаст-фудами очарований. Люди перестали верить в Добро, замещая его «меньшим злом». Человеческое мышление устроено таким образом, что ему сложно принимать неприятное решение. Однако оно может быть совершено, если рядом с ним возникнет гораздо худшее. Например, беспорядки в столице и либеральные консерваторы у власти – лучше, чем диктатура криминального олигархата. А присоединение к России лучше, чем жить в одной стране с воинствующими националистами и ставленниками Запада. Немаловажную роль в процессе «выбора» играют и эмоции, дающие человеку карт-бланш на то, чтобы «меньшее зло» превратить в «добро». Хотя человек волен вообще не выбирать между данными ему «злами». Достаточно лишь задуматься о том, почему Вас кто-то ставит перед выбором и каковы будут его конечные плоды.

Всех принявших участие в Национальной украинской буржуазной революции поздравляю – переворот удался, у власти снова либеральные консерваторы. Ждем затягивания социальных поясов и новых бензиново-продовольственных кризисов. Тётка с косой вновь нависла над Украиной. Вы говорите, что пришедшие к власти политики – временная мера? Как говаривал Джонатан Свифт, в мире нет ничего более постоянного, чем временное.

«Слава Украине! Героям слава!» - магический месседж, повторяемый киевскими повстанцами и сочувствующими уже четвертый месяц подряд. Сия аккламация не просто выражает некую народную признательность или благодарность за революционную жертвенность, она претендует на роль объединяющего начала всего населения Украины. Тоталитаристское утверждение, что теперь у нас одна страна и герои в ней одни. Однако события «украинской зимы» (так уже называют наш столичный переворот по аналогии с «арабской весной») привели к совершенно иному восприятию этой идеи у разных регионов Украины. Сдержанная и молчаливая 22-летняя неприязнь двух частей нашей страны перешла в открытую конфронтацию. Но обе стороны этого противоборства не понимают, что им сегодня необходимо признать право каждой из них на свою гражданскую аутентичность. И благодаря этому наконец-то объединиться вокруг общих целей и смыслов.

В Украине наблюдается обильное падение памятников Владимиру Ильичу Ленину. Причина этого явления, по наиболее распространенной версии, заключается в том, что украинские национально сознательные повстанцы искореняют последние остатки тоталитарного наследия Советского Союза. Как бы, защищают украинский народ от его прошлого. Правда, предыдущие 22 года они почему-то этого не делали, хотя могли бы проявить таковую волю, смелость и настойчивость. Их союзники, евроинтеграторы, молчат, несмотря на то, что воспеваемая ими «европейскость» предполагает сохранение памятников истории. Взять, к примеру, бывшую территорию ГДР. Лично я считаю, что на самом деле социал-националисты борются не с наследием коммунистов, а с идеей классовой борьбы.

Из всех оружий массового поражения наиболее опасным для Украины сегодня является информационное. Увы, журналистика умерла, превратившись в зомби-агитатора, ведущего охоту за человеческими мозгами. В свете последних событий мне все чаще и чаще приходят на ум две строки из песни Бориса Гребенщикова «500»: «Каждый раз, когда мне говорят, что мы вместе, я помню - больше всех денег приносит груз-200». Даже мне, человеку работавшему в СМИ не один год, сегодня довольно проблематично отличить объективную информацию от намеренной дезинформации. 

Обстоятельства – это своенравное стечение пространственно-временных явлений, которое по всем мыслимым и немыслимым законам старика Мерфи препятствует своевременному посещению какого-нибудь интересного мероприятия. Бывает, знаете ли, всей душой жаждешь успеть на открытие выставки в Горловском художественном музее, как вдруг возникают они… обстоятельства. И ничего другого не остается, как прийти сюда уже на следующий день. 

В истории Украины не так уж и много тем, которые бы по-настоящему считались табуированными. Время, знаете ли, такое - свобода слова, толерантность, поиски правды и всяческие иные атрибуты «истинно демократического общества». Запретных страниц у отечественной Клио, безусловно, не так уж и много, но они все-таки есть. Донецко-Криворожская Советская Республика – не просто кость в горле для национально сознательных историков Украины, а серьезная причина обтурационной асфиксии вследствие обильного выделения ядовитой слюны. Даже в донецких школах эту тему стараются обойти как можно мягче, дабы не вкладывать в юные умы идею объединения граждан Юго-Восточной Украины не на национальной, а на экономической почве. А так… так создание страны возможно лишь на той территории, где у населяющих ее людей существует божественно-племенное происхождение. Причем, у них должен быть свой язык, «великие деятели искусств», а также героическая летопись страданий, угнетений и какая-нибудь освободительная война. 

Тут вот народ попросил дать оценку (или даже высказать свое вопиющее в пустыне мнение) прошедшему собранию представителей политформирований Горловки по вопросу «Евромайдана». Был. Просветление не явилось. Осталось лишь горькое послевкусие, наиболее точно передающееся фразой «Это Горловка, бро!». А еще я утвердился в своих самых печальных догадках в отношении политической флоры и фауны Украины.

Как человек, принудительно изолирующий себя от информационных щупалец центральных СМИ, намедни я ощутил, что в окружающем меня пространстве начали происходить какие-то странные события. Люди ни с того ни с сего принялись говорить о скорейшем вступлении в Евросоюз, о том, что их лишают свободы выбора (в очередной раз) и они-де собираются ехать на… «майданы». Вы знаете, я даже заглянул в календарик мобильного телефона – не 2004 сейчас ли год? Ан нет – 2013-ый. 

Творческий потенциал Горловки колоссален. Убеждаюсь в этом все сильнее из года в год. Казалось бы, знаком с творчеством уже всех музыкантов, поэтов, художников и фотографов. А тут «бац!» и из неведомого гиперпространства выныривает совершенно новый музыкальный спайсшаттл на собственном двигателе «невероятностной тяги».

Нужно задавать себе вопросы. На мой взгляд, это один из определяющих принципов современного, образованного человека, стремящегося к самопознанию и возможному изменению окружающей действительности в лучшую сторону. Он столь же аксиомен, как и аристотелевская фраза, что «жизнь требует движения».

Для жителей Донбасса аварии на крупных предприятиях региона уже стали неким близким, всегда пребывающим рядом, фактом бытия. В первую очередь это касается предприятий угольной промышленности. Только в 2012 году на украинских шахтах погибло около 100 человек! Но трагедии на шахтах им. Засядько, Скочинского и Карла Маркса научили нас (извините, не нас, а СРЕДСТВА МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ) не обращать внимания на подобные происшествия, если погибло не больше 5 человек. В сводках масс-медиа единичные смерти горняков проходят сообщениями по два-три предложения и даже не поднимаются в ТОП-новости. А страна уже истосковалась по кровавым авариям и терактам. Политические марши и демарши не будоражат больше умы наших сограждан, врадиевские события без массовой народной поддержки поблекли и потускнели на страницах столичной прессы, а вторая годовщина заключения ЮВТ не ознаменовалась феерическим восстанием «здравомыслящих украинцев». И тут для СМИ случилось «чудо»! В Горловке на концерне Стирол произошел выброс аммиака! 

«Жизнь – постепенное снятие масок. До последней. Из гипса». Трудно не согласиться с этим выражением выдающегося русского поэта Владимира Бурича. Но для чего же мы надеваем и носим все эти маски? Чтобы защититься от окружающего мира? Лучше познать себя и углубиться в свои проблемы? Или нам просто нравится примерять чужие роли? Как бы то ни было, но маски, которые люди носят в обществе, всегда интереснее, чем лица, скрывающиеся за ними. И тут нужно помнить, что любая личина обладает способностью замещать собой истинный облик человека. Поэтому актерам время от времени необходимо менять роли и искать нечто новое.

Как пелось в старой советской песне, молодым у нас везде дорога. Так оно и есть - пока человек молод, он еще способен хоть что-то изменить в этом мире. У него есть силы, время и желание перевернуть все вверх дном. Это потом уже появляются дети, которых нужно кормить, работа, которую можно потерять, и репутация, заставляющая «соответствовать». Поэтому революционеры всех времен и народов пытались донести свои идеи, прежде всего, до молодежи. Не зря же говорил один несостоявшийся австрийский художник, ставший позднее вождем Германии, «за кем молодежь, за тем и будущее». Вот только кто сей идущий вдаль и куда он ведет молодых?

Многие мои знакомые до сих пор удивляются, как это нашего брата угораздило уверовать в Конец света, якобы предсказанный майянским календарем. Нет, безусловно, и они верят в неминуемое вырождение человеческой цивилизации. Эдак, через миллионы лет. Но не так же, чтобы «бац!» - и глобальный карачун настиг всех в одно утро. Быть такого не может! И если вы читаете эти строчки после 21 декабря 2012 года, то для вас также верно выражение «мы, конечно, беспокоимся о Конце света, но нас больше волнует вопрос, что надеть и съесть на Новый год». Я же думаю, что человеческая «finita la comedia» началась давно и длится уже не одну тысячу лет.

Рогатый. Трали-вали. Сарайчик. Как только в сердцах наш народ не именует отечественный электротранспорт. Мне доводилось слышать и совсем уж оскорбительное – пенсионеровоз. Однако сколько бы ни ругали троллейбусы и трамваи, но городам, в которых их нет, словно чего-то не хватает. Возможно, чуточки уэллсовской магии электричества или простой городской романтики, с которой нынче так тесно связан этот вид наземного передвижения. Быть может, все же был прав четверть века назад небезызвестный сын инженера корейского происхождения, вещая о том, что «каждый с надеждой глядит в потолок троллейбуса, который идет на восток».

У многих есть предметы, с которыми связаны самые теплые, а порой и необычные, воспоминания. Такой «шкатулкой памяти» может служить что угодно – глиняная ваза, пять копеек, качели или даже заброшенный завод. «Дом, в котором мы жили долгое время, деревья, зелень и тень которых очаровывали нас продолжительное время, вызывают в нас чувство уважения, каким мы бываем проникнуты к нашим благодетелям, – писал шотландский философ-этик Адам Смит. – Разорение дома, гибель деревьев наполняют нашу душу скорбью, хотя бы мы и не терпели от этого никакого действительного вреда». Мы сожалеем не о вещах, а о своем безвозвратно ушедшем прошлом.

«Что останется после нас?», – вот один из вопросов, который тревожит меня уже довольно долгое время. Каков будет наш вклад в будущее и что вспомнят о нас последующие поколения? Конкретно нас, простых смертных, забудут уже лет через пятьдесят после нашего отхода в лучшие миры. Ведь и мы мало что знаем о тех, кто жил хотя бы поколений пять назад. О нас будут судить по тем, в чью эпоху правления мы живем. Поэтому сегодня мы должны со всей требовательностью относиться к своим правителям и властителям дум. Во-первых, чтобы в будущем о нас вспомнили с благодарностью, а во-вторых, чтобы будущее вообще было.

Свобода – одна из главных человеческих трагедий. Она настолько же притягательна, насколько и недостижима. Ведь даже преодолев притеснения со стороны государства, человек оказывается в плену личной неволи – лени, невежества и желания удовольствий. Врагов, которые уже стали союзниками Большого Брата и действуют намного эффективнее, чем репрессии, террор и табу. Концлагеря нашего государства – это телевизор, компьютерные игры и развлекательный интернет-контент. Все то, что уничтожает способность думать и сопротивляться Вавилону.

Все созданное человеком искусства является отражением окружающей действительности в его искривленном душевном зеркале. Поиском себя в обезличенном мире социальных механизмов и попыткой деформации общественной мифологии. Порой это звучит как сдавленный крик сквозь зажавшую рот ладонь, иногда – как глас вопиющего перед выключенной телекамерой, еще реже – предсмертным хрипом спившегося смотрителя зоопарка. Искусство – это борьба человека с комфортом за счастье. Духовный гироскоп самопознания, указующий путь к преодолению личной несвободы и бытового однообразия. Путь, имеющий две конечные станции – Любовь и Смерть.

Чем ближе последнее воскресенье октября, тем тяжелей нашим ушам нести на себе бремя политической лапши. Казалось бы, ну и что? Лапша, она и есть лапша. Засохнет и сама отпадет. Ан, нет. Предвыборная лапша – это не просто разновидность макаронных изделий, а особый вид паразитической информации. Она не только ослабляет гражданский иммунитет, но и отравляет фантомными надеждами те участки головного мозга, которые отвечают за здравомыслие. Безусловно, пройдет месяца три, и организм сам отторгнет ее, как нечто инородное. Останется лишь чувство легкого недомогания и обманутости, а также тошнота возле вечерних телеэкранов.

Намедни повстречал знакомую, которая еще лет восемь назад укатила на ПМЖ в Белгород. В Горловку приехала к родственникам. После получаса взаимных историй о быте, она сказала: «А, знаешь, город-то умирает». «Да ладно, в Горловке вообще мало что меняется», – отмахнулся я. «Ты просто не замечаешь. Дома ссутулились и постарели, – произнесла она. – И вот еще что. Люди стали какими-то… как остановившиеся часы со сломанными пружинами». А ведь, правда – за последние десять лет мы так и не стали жить лучше. Все «варимся» в своих проблемах, как та лягушка на медленном огне, и не замечаем уготованного нам места на чьем-то обеденном столе.

«Корпорация не может краснеть» – гласит старое английское выражение. Для людей, всю свою жизнь проработавших на госпредприятиях, сей крик западной пролетарской души не вполне ясен и понятен. А вот для тех, кому уже довелось соприкоснуться с современными украинскими бизнес-гаргантюа, постепенно поглощающими лакомые кусочки горловской промышленности, это замечание имеет недвусмысленное и довольно печальное значение. Корпорация – это своеобразный юридический гомункул, которому не ведомы «ни страх, ни совесть, ни любовь». Смысл его бытия – получение максимальной прибыли для хозяев. Ради этого он готов жертвовать кем и чем угодно.

Казалось бы, в каком из регионов Украины могут быть особо популярны и горячо поддерживаемы «левые» идеи, как не в Донбассе? Для этого здесь есть все: многочисленный рабочий класс, богатеющие за его счет капиталисты и знания прошлого о классовой борьбе. Однако три этих компонента так и не складываются в нехитрую формулу, которой европейское сообщество следует уже полвека – рабочие сами должны отстаивать свои права. Мы же, воспитанные советской системой соцзащиты, упорно продолжаем надеяться на политиков и властные органы. А те, знай себе, посмеиваются и кормят нас обещаниями о светлом демократическом завтра.

Есть такая народная примета: «Если на рекламных носителях вашего города начали появляться какие-то бессовестные рожи, значит, скоро выборы». И нам снова придется определять самых честных, справедливых и заботливых народных депутатов. Не хотите? В таком случае все сделают за вас. Ах, вы придете и проголосуете против всех? Но ведь такой графы в бюллетене нет. Тогда отдадите свой голос тому, кто является «наименьшим злом»? Вот этот, говорите, не так уж и плох? Боюсь, что графу «Против всех» все же придется дорисовывать. Почему? Уж слишком алчно из-под овечьей шкуры блестят голодные волчьи глаза потенциальных парламентариев.

Хмурые девятиэтажные бастионы жилмассивов и согбенные шахтерские «шале» поселков. Одиноко бредущие среди терриконов рогатые уроженцы Урала и гудящие песнями в 500 кВ металлические великаны. Взирающие с высот главного проспекта барельефы сталинской эпохи, смеющиеся в подворотнях граффити уличных «сальвадоров дали» и аляповатые африканские хищники возле магазинов. И, конечно же, люди – спешащие, задумчивые, глуповатые, алчные, просветленные, ищущие, грустные, влюбленные и потерявшие всякую надежду. Все это – Горловка. Город вечной осени, наделенный неиссякаемой творческой энергией созидания.

Сильные мира сего полагают, что именно они творят окружающую реальность – своими указами, постановлениями и законами. Подобное заблуждение не менее старо, чем само человечество, и, к огромному сожалению, почти неистребимо. На самом же деле, наш мир – это результат творческой деятельности миллионов талантливых поэтов, музыкантов, художников и иных людей искусства. Четвертый региональный фестиваль «Живые терриконы», прошедший 25 августа на вершине одного из горловских отвалов, оставил после себя не только приятные воспоминания, но и надежды на то, что ждущее нас завтра «обязательно будет лучше».

Для жителя донецкого края терриконы столь же привычный элемент ландшафта, как для солдата стены его окопа. Порой кажется, что именно эти аспидные атланты держат на своих морщинистых плечах наше суровое донбасское небо. Согбенные бременем прожитых лет, они медленно умирают, храня под своим черным коконом ярость глубин. И все же терриконы чуть ближе к небу, чем мы. Бывает, посмотришь на эти каменные купола и представляешь, что где-то там, на самой их верхушке, сидят ангелы-хранители горняков. Провожают печальными взглядами тех, кто спускается под землю, и улыбаются тем, кто возвращается обратно живым.

Политическая жизнь Горловки мне больше всего напоминает ремонт в коммуналке. Вместо того, чтобы вынести на мусорник скопившийся хлам и приступить к перепланировке, городские власти поверх старых обоев клеят новые, выдавая происходящее за евроремонт. Даже гипсокартонные декорации Евгения Викторовича не придают горловскому политикуму ухоженный вид. Какую роль во всем этом играет оппозиция? Примерно такую же, как тараканы на кухне. Извести их почти невозможно, но приходится бороться. А те, в свою очередь, отчаянно стремятся «захватить» квартиру и перебраться этажом выше. О пользе подобных «жильцов», уверен, вы и сами знаете.

Чем теснее знакомишься с социальной инфраструктурой отечественных курортов, тем больше убеждаешься в полнейшем отсутствии в ней какой-либо системы. После каждого такого знакомства осознаешь две старые истины – «никто не нуждается в отпуске так, как человек, только что вернувшийся из него» и «большинству наших граждан полноценно отдохнуть удается только от денег». Мало того, что отдых на украинских курортах сильно напоминает жизнь в послевоенной Италии, так еще и платить за весь этот «парадайз» приходится по ценам Анталии. А уж если вы решили отдохнуть в Крыму – мужайтесь и набирайтесь терпения.

Работа у народных депутатов непростая, но интересная – законы творить. Подумайте сами, каким объемом знаний должен обладать человек, чтобы до мельчайших подробностей продумать государственный документ, который в будущем определит судьбу миллионов! А сколько личного времени и сил нужно ему потратить для отстаивания интересов своих избирателей! Поэтому народным депутатом способен стать не каждый, а лишь тот, кто обладает огромными профессиональными навыками, незаурядным умом и высоким уровнем альтруизма. Конечно же, не в нашей стране. Украинский депутат – это ушлый басенник, страдающий хронической амнезией.

Людская психика имеет одну специфическую особенность – вытеснять из сферы восприятия неприятные и беспокоящие ее вещи. В народе об этом обычно говорят: «Человек ко всему привыкает… даже к виселице». Мы до такой степени свыклись с социальными болезнями нашего города, что сознательно не желаем замечать его медленной гибели. Пока кто-то обещает нам возрождение страны, Горловка исчезает с лица земли. В буквальном смысле. Некоторые наши предприятия уже стали достоянием архивов, а жилые дома и админздания превратились в пустыри. Глядя на все это, подсознательно понимаешь – то ли еще будет…

Есть в нашей стране люди, служба которых не только опасна и трудна, но и «на первый взгляд как будто не видна». Их рабочие будни напоминают не детективный роман, а скорее театр абсурда. Представьте, некто за сущие копейки рискует жизнью, чтоб защитить тех, кто испытывает к нему стойкую неприязнь. Чувствуя подобную несправедливость, сей некто рано или поздно приходит к мысли, что полезнее использовать данную ему власть на благо себе, нежели другим. Что и порождает враждебность со стороны окружающих. Замкнутый круг, в центре которого находится зажатый между моральным выбором и бытовыми проблемами человек.