Лекарство от мыслей Ильи Вараксина (рецензия на 1:25 "Не видать не зги")

11 января (ближе к полуночи 12-го) в виртуальном пространстве появился первый интернет-релиз горловско-звенигородского музыканта Ильи Вараксина под маркой «Двадцать Пять Минут Второго» - «Не видать не зги». Вошедшие в бутлег шесть песен были записаны «на кухне однокомнатной квартиры №93 в городе Звенигород на телефон Huawei 610, взятый в кредит (но так и не выплаченный) в ещё довоенной Горловке; максимум с третьего дубля без метронома и прочих крутых штук». Для мира звукозаписи в подобной подаче нет ничего странного (впрочем, страшного тоже) и носит она название «Lo-Fi» (от англ. low fidelity — «низкое качество»). Даже великие и ужасные The Rolling Stones не чурались подобных приемов «ловли звука в мутной воде» и получали нужное им сырое и искажённое звучание хитов. Я уж не говорю о Бадди Холле, «Гражданской обороне», «Звуках Му» или Беке Хэнсене. А все ради того самого бунтарского духа рок-н-ролла, будь он трижды счастлив! Да и сам Илья Вараксин не отрицает, что посыл данного релиза имеет характер «self-expression»: «Это максимально кухонные песни, без какой-либо претензии на гениальность и прочую мишуру. Спасибо соседям за то, что не вызвали полицию».

Представленный на слух общественности бутлег включает разные вкусности и няшности, которые рождались, окукливались, мутировали, созревали и преображались в творчестве автора семь довоенных и половину милитаристского года. В «Не видать ни зги» можно услышать как давние unreleased-композиции, так и уже известные (даже по московскому радиоэфиру) песни, но в новом звучании. Из шести «выстрелов», на мой взгляд, все шесть попадают в цель и цепляют не меньше уже известной по проекту EliJAH and the STONERS «Внутри собаки». Илья Вараксин практически отошел от хулигански-разудалого стиля группы «Мот и Кутила», фронтменом коей являлся в течение четырех лет, перейдя на сторону экзистенциализма и постбитничества. «Вот так кино! Коль не верх - ныряй на дно. Там для всех открыта дверь», - вот эту фразу из композиции «Бежал человек» я бы назвал лейтмотивом первого интернет-релиза «Двадцать Пять Минут Второго». Каждая песня – погружение в глубины собственного Я, где автор распечатывают все новые и новые двери восприятия. Как говаривал Чарльз Буковски: «Можно оказаться на самом дне, после чего наверняка отыщется новое». Глубинный мир человека – бесконечен. И его границы, зачастую, зависят не от него самого, а от количества исследователей, которые решатся его изучить. Главное – отыскать им точку входа.

Может, я не стану первопроходцем среди шести дверей Ильи Вараксина, но возьму на себя смелость описать то, что сам увидел в его гиперпространственных комнатах персонального Куба. Начну с Intro. Если закрыть третий глаз на прямое цитирование Ильи Черта в самом начале, то во многом эта поэтическая миниатюра  является плоть от плоти классической традицией стихосложения. Некое воззвание к имплицитному собеседнику, коего автор ищет в железный век Большого одиночества. И печаль обреченности, и кайфование этой печалью (да и обреченностью тоже), и рефлексия, и внутренний диалог. Привычные проблемы «разбитого поколения». «Кали-Юга, дружок, Кали-Юга. Там внизу – саблезубая пасть, но, коль держим за руки друг друга, нам с тобою в нее не упасть».

И вот первая комната, куда мы попадаем – песня «Бежал человек». Сплиновская форестгамповщина, скользящая на грани безумия и рокенрольного гнозиса. Тревожная, хандрическая, кричащая о загнанности человека в тупик житейского века богини Кали. Для меня основным поэтическим образом композиции является «черная яма», в которой пропал «герой романа». Символ поистине страшный, поскольку мысленно отсылает к парменидовому «бытие есть, небытия же нет». Черная яма и есть небытие, которого нет. С самого начала Илья Вараксин предрекает страшный эпилог Человека, всех его жизненных потуг и стремлений. «Бежал человек» - это эсхатологический миф современного «здесь и сейчас», погруженного в «темноту, где не видно дна и на всех одна беда». Ужас, ставший священно обыденным. Одной из поразивших меня деталей в этом реквиеме Человеку-Большого-Города является то, что «он горел, горел, горел и, сгорая, песни пел». В этом вся суть «думающей музыки» второй половины ХХ века, являющейся некой адонистической попыткой перерождения человечества. Но, как оказывается, тщетной. Моррисон, Кобейн, Высоцкий, Башлачев – «горевшие на сцене» музыканты, боль современников. «Всесожжение, жертва, благоухание приятное Господу», - как говорил Сергей Калугин. Но… впереди лишь черная яма.

Второй композицией идет «Внутри собаки». Для тех, кто знаком с творчеством Ильи, она не в новинку. Песня-превращение. Чувственная метафора духовных процессов. Благодаря образу собаки, автор демонстрирует столкновение внутренней Вселенной с внешней каморкой мира. «Внутри собаки – осень, ее кто-то бросил». В акустическом исполнении звучит совершенно по-новому – мягко, меланхолично и ностальгирующе. Словно ловля призраков сачком октябрьских сумерек в пустом сквере. Или притихшие разговоры на сонной кухне в двадцать пять минут второго завтра. А, может, теплые объятия с июльской знакомой под январским снегопадом. Все, кто еще не слышал эту замечательную композицию – рекомендую. Как в акустике, так и официальной студийной версии. Без преувеличения хочу сказать, что это одна из наиболее светлых и странных песен 2014 года горловских музыкантов.

Прочистив скромным кашлем горло, перед нами предстает третий трек - «Ленивый блюз». Солнечная, довольно мажорная и ненапряжная песня о том, что «мир слетел с катушек», и том, что «все пророчат Конец Света», и даже о том, как нас должен спасти какой-то дядя Вова. Композиция, достойная войти в зал славы звезд мировых диванов - Эпикура и Обломова. Песня для тех, кто еще не нашел свой Икстлан, не добрался до Петушков, но может еще успеть на Григоращенко к богемным разговорам до пяти утра. Хорошо сыгранная в традиционной блюзовой манере вещица, помогающая проснуться с утра и, плюнув на работу, отправиться гулять по морозному городу. Небольшой бунт лени в мире заевшейся Системы правильной работы и «мировых скандалов». Тот самый «антивоенный джаз неизвестных музыкантов», который должен бы появиться на свет, как появился в США 1964-67 г.г. «И вроде все идет по кайфу, все вроде на мази! Да кто б еще бы мне сходил за пивом в магазин».

Четвертым номером в театре для сумасшедших Ильи Вараксина открывается дверь «Лекарства от мыслей». Почти три минуты «однажды с похмелья в ожидании жизни». Выдержанный в питерской манере многословия и многослойности рок-н-ролльный кубик Рубика. Капли смыслов, стекающие портретом ирреальности по дождливому стеклу слушателя. Очень похоже на любимые мной (но, увы, уже не пишущиеся оным) ранние произведения Александра Васильева. Мало кому сейчас удается схватить за хвост этот особый питерский стиль начала 1990-х. Он уходит от тех, кто привыкает к уютным студиям и большим концертам. Это музыка молодых бунтарей рассветов и подъездных бродяг вермута. Это вкус растворимого кофе в запахе случайной соседки по автобусу. Это проходящие страницы глаз вдоль начищенных рекламой витрин. «Лекарство от мыслей» не просто хочется слушать, там хочется пожить пару летних месяцев.

Пятая композиция появляется из-за кулис осторожными шажками вступительного стиха, пролетающего за 19 секунд над гнездом кукушки. Хриповатая зарисовка из чьей-то одиноко непрожитой жизни на пороге кутежа и романтики. Итак, «На мягких лапах». Наивно-проницательная девчушка в толстом вязанном свитере, фенечках из чешского бисера и томиком Бротигана в джинсовом рюкзаке.  Песня настолько давно лежала в «столе» автора, что созрела, приобрела изысканный вкус и даже… качественную цену. Это композиция из того времени, когда бродишь под зонтиком по серым улицам собственного Я и надеешься отыскать ту девочку, слезы которой капают на тебя с третьего этажа. Запоминающаяся мелодия, цепляющие междометия-распевки и соблазнительная поэзия. Песня органично вписалась в предыдущую планировку интернет-релиза, где-то между спальней и библиотекой.

Завершает бутлег совершенно бесподобная (или бесподобно совершенная) песня «Черные птицы».  Автор слов – талантливый горловский поэт Настя Булавка. Музыка и текст имеют приятный декадентский вкус, а иногда даже не отбрасывают тени. «Маленькой девочке пели животные страшные песенки - глупые сказки; всё хорошо, только слёзы кислотные  вновь разъедали наивные глазки». Это входная дверь в дом, который… который… не имеет ни окон, ни стен, ни жильцов, а при приближении рассыпается чернильными снами из черных птиц. Единственная песня, где автор сохранил свою панк-манеру пения, но здесь она уместна, как нигде из предыдущих пяти композиций. Это очередное поход Ильи Вараксина ко дну, где видна еще одна дверь. И далеко не последняя.

Мне кажется, что первый интернет-релиз «Двадцать Пять Минут Второго» - удачно вбитый осиновый кол в пятитысячелетнюю грудь железного века. Испробовано на себе, как в общественном транспорте, так и пеших прогулках по городу. Собеседник, которого хочется взять дальше, чем «черная яма». Куда-то туда, где те самые лениво блюзные «разговоры до пяти утра». Жду очередных спусков в подвалы письменного стола Ильи Вараксина. Там не так слышны взрывы и запуски черных птиц Донбасса.

Послушать: https://vk.com/public84339968